Вчера зашёл разговор с Алинкой о Тиберии. Получилось как в фильме "Догма", когда при упоминании "казней египетских" при разговоре с Гласом Божьим, Вифания с самодовольным видом восклицает "десятая казнь!". При упоминании Тиберия, Алинка вспомнила фильм "Калигула".
Ну, так вот я говорю, что для того, чтобы на твое исследование обратили внимание, начинают на основе сомнительных фактов и собственных умозаключений выстраивать различные версии. Как не верила никогда Тациту, так не верю и Святонию. Истина где-то посередине, ангелом Тиберий при жизни не был, но и развратным чудовищем каким являлся тот же Калигула его назвать сложно.

читать дальшеПорой наветы живут веками. Пример тому — легенды о Тиберии, пасынке и преемнике Августа. Многим он памятен по скандальному фильму "Калигула" Тинто Брасса и роману Роберта Грейвса "Я, Клавдий". Каждый год тысячи туристов приезжают на Капри, остров у входа в Неаполитанский залив, посмотреть на остатки дворца императора Тиберия и послушать экскурсоводов. И что же они слышат?

— Вот с этих скал сбрасывали вниз состарившихся рабов.

— В этом гроте Тиберий развлекался с мальчиками и девочками, которых потом душил.

— По этой дороге, что вела вдоль обрыва, Тиберий нередко бродил с каким-нибудь ученым мужем и, если ему не нравились слова собеседника, по приказу императора беднягу сталкивали в море.

Рассказы о пороках Тиберия восходят к римским историкам Светонию и Тациту, писавшим спустя несколько десятилетий после смерти императора. Вот что сообщал, например, Гай Светоний Транквилл, любитель анекдотов и пикантных историй, автор "Жизни двенадцати цезарей": "Дня не проходило без казни, будь то праздник или заповедный день: даже в Новый год был казнен человек. Со многими вместе обвинялись и осуждались их дети и дети их детей. Родственникам казненных запрещено было их оплакивать. Обвинителям, а часто и свидетелям назначались любые награды. Никакому доносу не отказывали в доверии" (пер. М. Гаспарова).
А Тацит, благороднейший Тацит, известный своими трезвыми, критичными оценками, лаконично говорит о Тиберии, но что? "Он был отвратителен своей жестокостью,.. и под конец он с одинаковой безудержностью предался преступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь только своим влечениям" (пер. А. Бобовича).
Однако эти обличительные тирады вызывают большие сомнения. И вот почему.
Тщательные разыскания показали, что в эпоху Тиберия, а правил он двадцать три года, римский сенат выносил в среднем по два смертных приговора в год. Так ли уж это много?
Полвека назад шведский писатель Аксель Мунте вступился за "оклеветанного императора", напоминая, что никто из современников Тиберия, даже его враги, не сообщал ничего об оргиях и его пороках.
"Даже падкий на сплетни Ювенал говорит о "спокойной старости" императора, проведенной на острове в окружении друзей и звездочетов. Он удалился на Капри, когда ему было 68 лет. Поселившись на острове, импе-ратор жил в полном уединении — старик, властитель, уставший править неблагодарными подданными, разочарованный идеалист, надломленный человек с сердцем, преисполненным горечи".
У оклеветанного императора нашлись и другие адвокаты.

Действительно, реальный Тиберий (42 год до новой эры — 37 год новой эры) был совсем не похож на персонажа Светония и Тацита. Строго говоря, его нельзя назвать императором, писал немецкий историк Эрнст Корнеман. Согласно закону, дарованному Римскому государству Августом, его преемник, Тиберий, был лишь принцепсом — "первым среди равных". Сенат не раз предлагал Тиберию именоваться "августом", но тот неизменно отказывался.
В отличие от Цезаря и Августа, Тиберий испытывал отвращение к неумеренным похвалам и почестям — особенно, когда речь заходила о нем самом. Он был слишком умен и образован, чтобы дать ослепить себя лести. Это человек трезвый, рассудительный, справедливый и замкнутый. Его нелюдимость часто принимали за надменность. Он был робок и мечтателен, скептичен и желчен; он не спешил отвечать на нападки противников. Те же считали его коварным интриганом, затаившимся злодеем. Любой его поступок, каждое слово и жест толковали превратно. Даже его приемный отец, Август, недолюбливал юношу, принимая его рассудительность за строптивость, возможно, по¬тому что чувствовал себя порой выскочкой рядом с пасынком, отпрыском древнего патрицианского рода Клавдиев.
Всю жизнь Августа заботило, кого назвать своим наследником. Он примерял, по силам ли тяжкое бремя власти то одному, то другому из родичей. И только Тиберия долго не принимал в расчет.
Единственным ребенком Августа была дочь Юлия, поэтому он попытался устроить ее брак, решив, что наследником станет зять. Лишь когда один за другим умерли два зятя, Август вспомнил о Тиберий. К тому времени тот был женат, и его супруга ждала второго ребенка. Ничтоже сумняшеся император велел им развестись, а Тиберию — жениться на овдовевшей Юлии.
Так тридцатилетнему Тиберию пришлось расстаться с женой, хотя с ней он был счастлив. Через пол года умирает Випсания и первый сын, поговаривают что мать и сын были отравлены по приказу Августа, а вернее матери Тиберия Ливии, второй жены Августа. Этот поступок роковым образом повлиял на личность Тиберия, его характер и поведение. В дом Тиберия словно спустилась тьма; отныне ничто не радовало его здесь; ничто не согревало. Всеми силами он стремился покинуть дом и вскоре отправился покорять Германию.
В стране варваров он добился заметных успехов; все больше уважал его и Август. В 6 году до новой эры император возвысил его, назначив своим соправителем. Тиберий стал вторым лицом в государстве, хотя и не был пока наследником. Тем неожиданнее был его поступок — он решил сложить с себя полномочия и удалиться из Рима, уехать на остров Родос. Август не сразу ответил согласием, и тогда Тиберий отказался от пищи. Он добился своего, но его отъезд был равносилен изгнанию.
Что побудило его оставить Рим? На его плечи легли все тяготы, а внимание и любовь окружающих доставались внукам императора, считавшихся законными наследниками. Сенаторы, к вящему раздражению Тиберия, раболепствовали перед ними. И все-таки причина, очевидно, была не только в этом. Не мог смириться он и с поведением новой жены: по словам Сенеки и Плиния, она вела себя как уличная девка. Ни ее отец, ни мать не догадывались об этом: никто не отваживался сказать им правду. Молчал и Тиберий; он отбыл в добровольную ссылку.
Этот благородный и глубоко чувствующий человек, стоило ему в чем-то разочароваться, стремился к уединению. Вот и на Родосе он вел жизнь частного лица, занимался историей, астрономией и астрологией. Там же познакомился с греческим философом и астрологом Фрасиллом и сделал его своим советником.
Когда через пару лет Август, наконец, узнал о поведении Юлии, его возмущение было так велико, что он велел судить свою дочь и ее молодых друзей и почти всех отправили в изгнание. Во 2 году до новой эры Юлия была выслана на остров Пандатерия; в Рим она не вернулась. Ее брак с Тиберием Август расторг. Впрочем, бывший муж в письмах, отправленных императору, просил его обойтись с ней милостиво.
Лишь после семи лет пребывания на Родосе Тиберий вернулся в Рим, но государственных дел он чурался, как и прежде. Оба наследника, Гай и Луций, выросли; им и следовало править страной. Однако в судьбу Тиберия снова вмешался странный рок - внуки императора скончались. Теперь поневоле вспомнили о Тиберии, которому было уже под пятьдесят. Император усыновил его и вновь сделал своим соправителем. Все ожидали, что Август назначит его наследником.
Однако и теперь император не скрывал, что Тиберий ему лишь временный помощник, "лишь пешка в той политической партии, что он разыгрывал" (Э. Корнеман).
В последующие годы Тиберий, "вечный пожарный империи" и искусный дипломат, непрерывно сражался то в Германии, то в Иллирии, подавляя восстания и отбивая вылазки варваров. Ему удалось отстоять границу, пролегавшую по Рейну и Дунаю, и укрепить ее. Постепенно он отвоевывал земли на другом берегу Рейна. Рядом с ним набирался опыта юный Германик, его племянник, усыновленный Тиберием по приказу Августа.
Благодарный Август писал своему верному помощнику: "Я могу только похвалить твои действия в летнем походе, милый Тиберий: я отлично понимаю, что среди стольких трудностей и при такой беспечности солдат невозможно действовать разумнее, чем ты действовал. Все, кто был с тобой, подтверждают, что о тебе можно сказать словами стиха Энния: Тот, кто нам один неусыпностью выправил дело".
В конце 12 года Тиберий отпраздновал в Риме свой триумф и с этого времени стал фактически управлять страной. Август был болен, перестал появляться в сенате, а 19 августа 14 года умер на 77 году жизни.
Казалось, власть, наконец, пришедшая к Тиберию, должна была обрадовать его. Но нет, ничего подобного. Он медлил принять ее. Говорил, что слишком стар и ему не по силам править и потом — куда ему до Августа. Тот был прирожденным правителем; я же, мысленно признавался он себе, состою лишь из слабостей.
Искренне сознавая свое несовершенство, Тиберий все больше мрачнел и замыкался. Четыре недели длилось междуцарствие. По преданию, он принял верховную власть лишь, когда сенаторы опустились перед ним на колени и обещали, что когда-нибудь позволят ему сложить власть и "дать отдых его старости" (Светоний).
...Тяжкое наследство принял Тиберий. После полувекового правления Августа в стране нарастало недовольство. Особенно возмущались войска, расквартированные на границе: уже много лет им не повышали жалование; обещанную землю не давали. Легионы, находившиеся на Рейне и Дунае, подняли мятеж, провозгласив Германика принцепсом, но он успокоил солдат, и они подчинились Тиберию.
Принцепс тепло относился к племяннику, правившему с 14 года всей Германией. В конце концов, он отозвал его и назначил "правителем всех заморских провинций", располагавшим, "куда бы он ни направился, большею властью, нежели та, какою обычно наделялись избранные по жребию или назначенные по повелению принцепса" (Тацит). Это была важная и почетная обязанность, но недоверчивый Тиберий помнил о мятеже, омрачившем начало его правления; и восемь легионов под командованием Германика — огромная армия, размещенная невдалеке от Италии! — страшили его.
Когда Германику исполнилось 34 года, он отбыл на Восток, где скоропостижно умер в Антиохии. В его смерти молва тут же обвинила Тиберия. Вдова покойного, Агриппина, открыто говорила, что именно по приказу императора ее мужа отравил наместник Сирии, Гай Кальпурний Пизон. Ее наветы легли несмывае¬мым пятном на репутацию императора.
В Риме начался судебный процесс. Пизон уверял судей в своей невиновности, но, не дожидаясь приговора, покончил с собой. Речи вдовы Германика становились все оскорбительнее.
Эта честолюбивая женщина давно вызывала неприязнь у Тиберия. Сколько лет он подозревал, что злая строптивица уговорит Германика захватить власть в стране! Но сам он ничего не предпринял против Агриппины. Судебное преследование возбудил Сеян, командир императорской гвардии, очень могущественный в то время человек.
Тиберий же окончательно замкнулся в себе. Усталый и оскорбленный, он, похоже, совсем разочаровал¬ся в людях, вел себя все неестественнее. И становился все непопулярнее.
Любые разумные меры, принимаемые им, лишь наживали ему врагов. Так, законы против распущенности и роскоши были встречены ропотом среди знатных римлян, а его нелюбовь к цирковым скачкам и представлениям возмущала чернь.
В конце концов, жизнь в столице стала для Тиберия невыносимой, и в 26 году он совсем покидает Рим, переселившись сперва в Кампанию, а потом на Капри. Так убийца бежит от людей, говорили его враги. Впослед¬ствии историки докажут, что он не был виновен в смерти Германика, но злая молва безжалостно навредила ему.
Бежав из столицы, он словно косвенно подтвердил обвинение. Покоя принцепсу не было и на Капри. Все труднее было следить за происходящим в столице. И потому все большими полномочиями он наделял пре¬фекта претория Сеяна. Этому често-любцу он доверял как брату. И это стало его роковой ошибкой.
С самого начала Сеян планомерно расширял свою власть — даже когда Тиберий еще находился в Риме. Все когорты гвардии он перевел в столицу, готовясь совершить переворот, город оказался в его руках.
Тиберий не сознавал опасности, грозившей ему, а вернее не захотел ничего предпринимать, зато его сын, Друз Младший, разгадал замысел Сеяна. Однажды, не в силах больше сдерживаться, он ударил Сеяна. Тот жестоко отомстил. Сперва он обольстил жену Друза, Ливиллу, а потом уговорил ее отравить мужа. Случилось это в 23 году.
Долгое время убийство Друза оставалось нераскрытым. Тиберий по-прежнему доверял Сеяну и, покидая Рим, оставлял его управлять империей. Сеян же становился все нетерпеливее. Он давно мечтал занять место принцепса. Оставалось лишь расправиться со стариком, зажившимся вда¬ли от Рима.
...Видимо, Сеян выдал себя каким-то поступком. Давняя недоверчивость пробудилась в Тиберии. Он не мог, не хотел больше медлить и заблуждаться. В октябре 31 года он распорядился схватить Сеяна прямо на заседании сената и судить. Сенат приговорил несостоявшегося диктатора к смерти. Казненная вместе с ним Ливилла призналась перед кончиной, что Сеян намеревался погубить всех родственников Тиберия — под корень извести древо, насажденное Августом. Ответ принцепса был соразмерен преступным планам: жена и дети Сеяна были задушены.
Со смертью единственного человека, которому он доверял, своего, — мнилось, — единственного друга что-то умерло и в самом Тиберий. Его силы таяли на глазах. По девять месяцев в году он не покидал своей виллы на Капри — виллы Ио. Почти никого из гостей не принимал. Он словно стремился стать призраком во плоти — не человеком, а тенью закона, нависшего над Римом. Безликий принцепс, избравший недеяние делом всей своей жизни, царил над многоликим миром и Римом.
Он и вовсе утратил власть, подобающую принцепсу. В Риме открыто правили сенаторы. Стараясь угодить "старику-островитянину", они преследовали приверженцев Сеяна. Теперь те трепетали за свое положение. Одним из ставленников Сеяна был Понтий Пилат, римский прокуратор Иудеи, "спешивший умыть свои руки". Из-за него события, происходившие в Риме, возможно, тесно переплелись с величайшим событием в истории христианского мира — с распятием Иисуса Христа.
Когда Сеян пал и обстановка в империи изменилась, Понтий Пилат почувствовал тревогу за свое будущее и потому уступил нажиму противников Христа, требовавших осудить его на смерть, — уступил, заслышав упреки: "Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (Иоан., 19, 12).
Шантаж подействовал: "Тогда, наконец, он предал Его им на распятие" (Иоан., 19, 16). Впрочем, эта гипотеза верна лишь при условии, что Иисус был распят в 33 году новой эры, а не в 31 или даже 30 году, как полагает большинство исследователей.
Тиберий мог бы пресечь политику террора. После смерти Сеяна он и впрямь хотел вернуться в столицу, но, не доехав, внезапно велел повернуть назад и поспешил на любимый скалистый остров — на "италийский Родос".
Наконец, он все же решил прибыть в Рим. Во время этой поездки его и настигла смерть. Шестнадцатого марта 37 года в возрасте 78 лет Тиберий умер в одном из поместий близ Мизена, на берегу Неаполитанского залива.
Светоний, Сенека и другие историографы полагали, что Тиберий умер естественной смертью, в одиночестве. Хотя существовали и существуют гипотезы о смерти насильственной.
Когда его тело доставили в Рим и выставили для торжественного прощания, толпа закричала: "Тиберия в Тибр!"
В последние годы народ и впрямь возненавидел Тиберия. Бессчетные доносы, преследования, процессы об оскорблении величия, проводимые сенатом и новым префектом претория после падения Сеяна, — все это творилось "именем Тиберия". В те страшные дни многие вспоминали слова Августа: "Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!" Каждый мог считать себя следующей жертвой.
Но Тиберий вошел в историю как тиран и развратник не только по этой причине. Нельзя объяснить неприязнь к нему и злобными воспоминаниями, оставленными Юлией Агриппиной, дочерью Германика. Известно, правда, что Тацит черпал сведения оттуда, но вряд ли эти записки заставили историка очернить Тиберия. Нет, не они повлияли на Тацита; они просто пришлись весьма кстати.
Корнелий Тацит родился около 55 года новой эры. Когда он начал писать свои "Анналы", с династией Юлиев-Клавдиев было покончено. Калигула, наследник Тиберия, чувствовавший себя новым Цезарем, Александром и Богом одновременно, был убит преторианцами. Его преемники, Клавдий и Нерон, также погибли. Мрачные времена описывал Тацит. Предваряя "Анналы", он обещал рассказать о них "без гнева и пристрастия".
На самом деле, он писал и с гневом, и с пристрастием. Будучи моралистом, он начертал летопись века - страшную летопись. Мрачная фигура открывала ее: Тиберий, превращенный историком в лицемера, тирана и распутника.
Все изложенное Тацитом — это не история, а, скорее, памфлет, призванный насторожить людей, встряхнуть их; его рассказ убеждал, что под властью принцепса их отцы потеряли свободу. Такой подход имеет мало общего с объективной исторической наукой. Лишь кропотливая работа исследователей позволила понять, насколько тенденциозен был Тацит. Эрнст Корнеман даже полемически заявил, что среди напраслины, возведенной Тацитом, промелькнуло лишь одно точное суждение: Тиберий был назван им "грустнейшим (tristissimus) человеком".
Впрочем, в клевете на Тиберия виноват был не один лишь Тацит. Сказалось веяние времени — всю культуру той эпохи пронизывал пессимизм. В поэзию подобные настроения начали проникать еще столетие назад. Поэты, жившие в век Августа, в эпоху мира, спокойствия и благополучия, не обольщались — одно лишь безвременье видели они: эпоху, утратившую идеалы, лишенную свободы. Поэтому они не спешили прославлять миротворца Августа. В далеком прошлом люди были гораздо счастливее — то блаженное время поэты называли "золотым веком".
Когда Тацит писал свои труды, подобная философия еще сильнее укоренилась в умах людей; они верили, что живут в худшие времена. С неукротимой страстью он бичевал упадок римских нравов — упадок, зримым символом которого и был, по его мнению, Тиберий.
Прошло почти две тысячи лет, прежде чем он был оправдан историками и его жизнь предстала трагедией одинокого и несчастного человека.